Мальцов и компания

О, таинственные Гиады, великая Кассильда, могущественный Хастур, чей разум измерил бездны озера Хали! Пришло время, которому позавидовал бы сам Король в Жёлтом, ибо я узрел невидимое. Я видел, как в бесформенном кошмаре, средоточии хаоса, в центре которого клубится султан демонов Азатот, под глухую, сводящую с ума жуткую дробь барабанов и тихие монотонные всхлипы проклятых флейт неуклюже и причудливо пляшут Абсолютные боги.

Я видел, как делают стекло.

Жар стекловаренной печи ещё пылал на моих щеках, а в ушах всё ещё отбивали ритм механизмы стеклоформующей машины, но лавкрафтовский дурман, вызванный то ли духотой, то прикосновением к абсолютно новому для меня знанию, наконец рассеялся. Я на заводе «Красное эхо», что недалеко от Гусь-Хрустального.

Цепочка событий привела меня сюда. Началось всё в середине восемнадцатого века, когда русский промышленник Аким Мальцов основал на реке Гусь новый хрустальный завод. Да-да, Гусь — это река, а где река и песок, там и стекло, как известно. Потом у него был сын, а у сына тоже сын, то есть внук Акима, и этот самый внук, тоже стекольщик, вернувшись как-то из Франции, решил построить для своих рабочих достойные жилища. В результате в Гусь-Хрустальном было построено несколько сотен таких домов — однотипные одноэтажные домики из неизменного красного кирпича, по две семьи в каждом — большая часть из которых уцелела по сей день.

И вот я еду в минивэне, счастливчик, которого везут на современный стекольный завод, куда пустят далеко не каждого, точнее вообще не пустят, а у меня звёзды сошлись. Пролетают мимо мальцовские домики, попадаются убогие и заброшенные, а на каких-то и занавесочки белые имеются, сразу видно — приличные люди проживают.

Нескончаемая вереница грузовиков перед заводом: белорусские, польские, немецкие номера — всем нужны банки да бутылки. Водители часами стоят в очереди, чтобы попасть на территорию, загрузиться паллетами со стеклотарой и повезти это продавцам штолленверкских огурчиков и польского сидра.

А я еду дальше, еду мимо гор битого стекла и тракторов, сгребающих осколки в аккуратные кучки. Мы начинаем с литейного цеха. Знаете, какая самая важная деталь во всей этой истории? Завод «Красное эхо» управляется фанатами. Даже не фанатами, а фанатиками своего дела. Именно поэтому на заводе есть своя металлургическая лаборатория, а в литейном цехе изготавливаются собственные формокомплекты для стеклоформующих машин вместо того, чтобы бездумно закупать их в Китае, производятся запчасти и оснастка.

И это не реклама, нет, в конце концов вряд ли кто-то из вас, прочитав это, кинется покупать паллету на шесть с половиной тысяч банок, это ода приверженности, гимн людям, внимательным к каждой мелочи на производстве, посвящение любви, пропитывающей каждый сантиметр заводского конвейера.

И я очарован. Очарован происходящим, очарован этим запахом, запахом реального дела, чего-то настоящего, чего-то стоящего. Очарован этими снующими туда-сюда суровыми фабричными людьми, для которых это не просто работа, а часть жизни. Меня обжигает жар стекловаренной печи, а одноразовые беруши неприятно давят на перепонки, и я их просто прячу в карман, чтобы всё было по-настоящему, и чуть не глохну, потому что формовочная машина с непостижимой скоростью выплевывает тару — сегодня делают банки, сотни банок, тысячи, сотни тысяч. Они рождаются горячими, раскалённо-оранжевыми от желания попасть в этот мир, едут по извилистым конвейерным лентам, разделяясь на разные потоки и сливаясь снова, чтобы выстроиться в стройные ряды и получить свою порцию холодного напыления.

И когда они думают, что всё уже закончилось, дальше только упаковка, переезд и наполнение вкусной начинкой, в дело вступают они — контролёры качества. На экранах, подобных рентгеновским аппаратам, каждое изделие отсматривается и безжалостно отбраковывается в случае несоответствия стандартам высшей баночной расы. У этих бездушных особей нет иных чувств, кроме чувства прекрасного.

Если в сырьё для производства стекла попадет случайная примесь, стекло получится уже не прозрачным, а мутным и со цветным оттенком.

— Ну и что? — говорю сопровождающему.

Сказал и осёкся, будто анекдот несмешной рассказал. Сам всё понял. Ни один уважающий себя производитель, имеющий дело со стеклом, не упакует свой товар в непрозрачную тару.

А дальше вы знаете. Я вышел с завода, и реальность сменилась, словно Абмроз Бирз наконец очнулся от сновидений о таинственной Каркозе. Исчезли бесчисленные ряды заготовок и бескрайние поля пустых ёмкостей. Но круг должен быть замкнут, поэтому утром у меня запланировано посещение местного музея хрусталя. А он, на секундочку, организован в Георгиевском соборе, поэтому «Страшный суд» на стене не должен удивлять.

Эх, Гусь, Гусь… Нелепо с высоты прожитых лет и быстро меняющейся моды смотрятся толстые стенки твоего хрусталя. А ведь когда-то ты жил практически в каждом серванте. Местные до сих пор убеждены, что массивная хрустальная ваза — это лучший подарок. Только вот есть нюанс — как вышел из моды хрусталь, так и исчезли из привычных нам добродетелей трудолюбие и честность, и заменили их алчность и стяжательство. Что мы имеем на сегодняшний день? Нет у нас производства хрусталя, жалкие остатки. А на центральном рынке Гусь-Хрустального, куда все едут за сувенирами и подарками, сплошь Китай под видом своего, родного. С другой стороны, кто отвалит десять тысяч за вазу, когда рядом стоит китайская за три?

А всё равно хорошо, что есть еще у нас бизнесмены-фанаты, каким когда-то был Мальцов. Да, стекло — это не хрусталь, подумаешь, но боже мой, сколько же любви и старания в одной чёртовой банке из-под огурчиков!