Чаа!

Уже почти прислонился виском к стеклу, но вовремя вспомнил, что так делать не надо, все-таки сам водитель со стажем. Только детям трогать стекла можно, а взрослым пассажирам к стеклам прикасаться нельзя — харам. Легкий холодок от несостоявшегося прикосновения успел ощутить, не более.

Мы едем в Кызыл. Сижу сзади у окна, в котором черным частоколом мелькают остовы обгоревших сосен — последствия лесных пожаров.

Человек, который нас везет (назовем его Игорем для простоты), выкручивает громкость магнитолы чуть ли не на полную, и из динамиков несутся разрывающие перепонки и сабвуфер электронно-шаманские песнопения.

В голове вертятся то Пастернак, то Наговицын. В принципе ни тот, ни другой здесь ни к селу, ни к городу, но вот так устроен наш мозг — Сибирь, шаманские ритмы, копья обломанных пожаром лиственниц, и всплывает из подсознания какая-то память предков. А деревья всё мелькают… Приезжай, говорят, еще, нам так одиноко стоять тут, пронзать пустоту, ты-то нас понимаешь!..

Тува — это какой-то другой мир. Понятно даже по пейзажам по дороге, когда тайга плавно сменяется горами, похожими на гигантские верблюжьи горбы. Ради одних этих видов стоило ехать. Ехать вообще всегда стоит, если есть хоть малейшая возможность оторвать задницу от стула. Не знаю, что вы будете делать с этой информацией, но тувинцы не любят монголов. Говорят, что монголы бессовестно воруют скот у тувинцев, и никто им не указ. Ну, а что удивляться, до границы с Монголией сколько тут — двести километров, триста? Пешком дойти можно.

Заезжаем в Долину Царей, она же Аржан — скифский памятник, от курганов которого остались только круги на полях, выложенные из камушков. Если хочется понять, как выглядит плоскость в объеме, то вам сюда. Более плоского пространства я в жизни не видел. А вокруг горы с голубой каемочкой. Нам чуть позже в кызыльском музее объяснят, что это скифская фишка такая была — жить в котловине в окружении гор, чтобы видеть врагов с них спускающихся. Это когда-то здесь кипела жизнь, а сейчас только ветер и одиночество.

Утыкаемся в стадо коров, преградивших нам дорогу.

— Девчонки, вам бы помыться! — хохочет Игорь в открытое окно.

А я смотрю и думаю: убери коров и пейзаж будет посильнее этого вашего Забриски пойнт. Аж пересмотреть Антониони захотелось.

Ох, Россия-матушка! Как же ты сурова и холодна там, где не надо. Подъезжаешь к Кызылу, площадочка смотровая, город, как на ладони. Туалет для туристов, всё, как положено. Жалко, что я не архитектор или не сантехник всероссийского масштаба, я бы объяснил градостроителям, что человечество давно изобрело био-туалеты. С другой стороны, над туалетом летает орел, сидишь орлом, всё сходится, вот она, конгениальность в натуре. Еще бы прибраться и антисептика хоть немного.

Очень мне экскурсовод в кызыльском музее понравился. Появился из ниоткуда, шаг бодрый, в руках указка. И вовремя, не по-тувинскому времени. Тувинский час — это вообще нечто неосязаемое, далеко не шестьдесят минут и, возможно, даже не сегодня.

А он еще и полиглотом оказался — по-турецки бегло говорил. Правда, суеверный какой-то. Его спросили, будут ли еще раскопки в Туве, а он в ответ:

— Не знаю, не знаю. Не я хоронил — не мне раскапывать, как говорится.

Время обеда, Игорь обещает вкусно накормить местной кухней. Подъезжаем — мама дорогая! Красота какая нечеловеческая… Вода, солнце, тучи, островки какие-то. И радуга над всем этим. Взять бы да описать эту картину в духе Горького, ну или хотя бы Куприна, чтобы эпитетов минимум по два к каждому существительному. Но извините, я так жрать хочу, что не до эпитетов мне.

А место-то, оказывается, непростое. Это Алдын-Булак, а недалеко отсюда берет начало не что-нибудь, а Енисей. По-тувински — Эне-сай, мать-река значит. Но злые русские опять всё переиначили. Знаете загадку, да? Что начинается у верблюдов, а заканчивается у пингвинов*?

Правильно, Енисей. Пригодится на географических вечеринках.

Сам Алдын-Булак — это туристический комплекс со своим аутентичным рестораном. Но нам в него попасть было не суждено. Только приблизились к шлагбауму — навстречу нам выскакивают человек десять и все одинаково одетые: черный низ, белый верх.

— Куда?! — кричат они в окна нам. — Стоять! Проезд закрыт, ресторан на спецобслуживании!

— Да нам поесть быстро, — говорит Игорь. — Гости из Москвы.

— Не-не-не-не, министра ждем, — отвечают клоны. — Сейчас на вертолете на обед прилетит.

Мдаааа, губа не дура, думаю, у министра-то. Под такую красоту чего ж не поесть-то. Тем более, вон, встречают как, засуетились, будто муравейник растормошили. Чёрт с вами, я глазами есть буду и съем всё вокруг, ничего министру не оставлю.

Игорь берет телефон и звонит знакомому:

— Слушай, а ты чего мне не сказал, что сегодня министр в Алдын-Булаке? Я гостей повез на обед, некрасиво вышло… Ладно, верю, что не знал. Давай, чаа!

Потом поворачивается к нам и говорит:

— Ну его нахрен, этот Алдын-Булак, все равно там не вкусно.

— А что такое «чаа»? — спрашиваю.

— Чаа — это по-тувински — счастья, здоровья, всего самого наилучшего значит. Всё подряд, короче.

Я вот чего вспомнил. У местных ребят в лагере птичка гнездо завела прямо на кухне. Смотрим, она как-то бочком-бочком, да всё в корзинку одну и ту же суётся. Заглянули, а там птенцы, слепые еще. Хотел перевесить, чтобы птичке удобнее было, а мне говорят:

— Ты что, не трогай. Оставь, где было.

— Почему?

— Гнездо с птенцами нельзя переносить, мать откажется.

Знакомые разъезжаются как-то. Кто в Казахстан, кто в Израиль. А я свое гнездо не хочу переносить, тут оно должно быть, привязанное прочными нитями прошлого. Мать, конечно, не откажется, но там всё чужое, а тут какое-никакое, но своё. Туалет бы еще на подъезде к Кызылу поменял кто.

*Наблюдательные читатели подсказывают, что пингвины в Северном полушарии не водятся, поэтому надо пингвинов заменить на белых медведей. Иначе есть большой риск сесть в лужу с такой загадкой на тематической вечеринке. Спасибо комментаторам!