Катиться скатертью на легком катере

Эйзенхауэр как говорил? «План — ничто, планирование — всё».

Ну я и планировал, не стесняясь. По плану в этот день я должен был покорить вершину Килиманджаро, а я стою на пристани Сортавалы в ожидании катера на Валаам. Я не жалуюсь, нет, всего лишь констатирую факт. Просто в двадцать лет планирование дается как-то легче, чем в сорок. Да и вообще, раз ипотека, два ипотека, а давай машину поменяем, слово за слово, кредиткой по столу… И вот уже снега Килиманджаро тают где-то там, без тебя.

— Привет, пап. Да, всё хорошо, в очереди на катер стоим. Куда? На Валаам сегодня едем. Да, спасибо, всем всё передам.

Звонят люди. На одном звонке висишь, второй пробивается. Напоминалка что ли у всех на десять часов стоит?

— Спасибо! Спасибо! Постараюсь, да. Обязательно! Привет всем.

Я и поговорить могу, чего уж там. Народу — тьма, полный причал, все катеров своих ждут. Все ждут, и я жду.

— Спасибо, обязательно, постараюсь! Мы где? Да мы в отпуск уехали в Карелию, сейчас вот на катер на Валаам заходим. Спасибо большое!

В этой жизни ничего просто так не происходит. Не получилось Килиманджаро, получится Валаам, задача-то была в день рождения дома не сидеть. Скажите спасибо, что Ладогу не штормит, а то я бы вообще никуда не попал. Так что сегодня я паломник. С большой буквы П, потому что именинник к тому же.

Звонят. Вышел на пятачок между палубами, в лицо бьет керосиновой гарью и остатками долетающих брызг.

— Спасибо, да, на Валаам едем.

Еду, да. Плыву. У одного друга душевные метания между Парижем, Стамбулом и Барселоной, куда поехать, другому газон английский, импортный, привезти на дачу должны. У меня дачи нет, мне не понять. Да и зачем мне ваш Париж, мне и тут хорошо, главное на палубу свою не возвращаться, там дети громко пихают друг друга, их же двое, а окно одно.

На Валааме очень много туристов. Людские потоки перетекают взад и вперед, кажется, что неконтролируемо. Плотность крестов, икон и нас, паломников, на квадратный метр зашкаливает. Наверное, поэтому на Валааме к каждой уважающей себя группе туристов приставлен гид. Гид — это в целом часть программы, входит в паломнический тур. Катер, гид, полезная информация, обед, держимся группой, повторять не стану. Можно и без этого, но начинают пугать клещами, гадюками и нецелесообразностью индивидуального туризма.

Госпожа Гид, кто же отучил вас улыбаться? В церковно-приходской школе или на уроках истории? Или вы просто пытаетесь соответствовать образу суровой северной женщины? Я вас боюсь.

— Папа, я это есть не буду!

Ну хорошо хоть тихо сказал, практически на ухо, подарок на день рождения, можно сказать. Согласен, гречка пресновата, мне кажется, я вкуснее готовлю. Излишества тут, в монастырской столовой, конечно, ни к чему, но лучка добавить, грибочков да маслица — плохо разве? Ладно, я это всё придумал, мне и разгребать. Бутерброды наше всё.

Я только понять не могу, что за х… то есть я хотел сказать, господа, у меня в голове не укладывается, отчего вы так неприветливо смотрите на моих детей? Да, они шумят иногда, и бегают, и дерутся, как самые настоящие бандиты, но они добрые бандиты и любят друг друга. А разве не любви учил нас тот, ради кого весь этот остров затевался?

Вы же потом идете, сгорбившись, к иконам, лучитесь этим самым смирением, кто-то детей, внуков наверняка просит, так может начать с капли терпимости?

Потерпите, мои дети будут со мной в этот день, а вы скоро вернетесь к себе и расскажете подругам, какая пошла молодежь.

Как-то всё очень сурово на Валааме. Но и послабления имеются — сотовая связь на всём острове великолепная, а церковная лавка оборудована терминалом.

— Вы мне сто рублей недодали! — слышу грозный оклик туристки, покупающей свечи. Воу-воу, полегче, господи, прости… Это же сто рублей на святой земле, можно и пожертвовать.

Зазевался где-то с фотоаппаратом. Подтягиваюсь к группе.

— Ну вот, мы подождали отстающих… — говорит гид.

Это кто отстающий? Я отстающий? Подумаешь, аттестат с одними тройками, зато я в четыре года читать научился. Сами вы отстающие…

Иду я, иду, мы всем идем, Нарвский совет, Путиловский завод, сторож у ворот, поп Ермошка и я немножко. Иду, и ничего у меня не ёкает на Валааме. Гораздо сильнее ёкало, когда бабушку отпевали. А тут я как слон в сувенирной лавке.

Помню стояли как-то в очереди в пышечную в Питере, а проходившая мимо петербурженка в шляпке, остановилась и сказала:

— Не только голодные, но и тупые…

И я вот именно такой сегодня — голодный и тупой (точнее, отстающий), уж какой есть. С днем рождения!

А в остальном чего тут рассказывать. В Рускеале повезло с солнцем, так повезло, что белый камень натурально казался желтым от палящего зноя.

Видел скатанные кругляши сена по дороге, шесть букв по горизонтали. Скирда. Сколько езжу — всё время мимо. Когда-нибудь я остановлюсь и наделаю художественных фотографий, буду валяться в них, как деревенский, и мне будет долго колоть за шиворотом.

Зори в Сортавале тихие-тихие, шарканье тапочек слышно, когда идешь на озеро в пять утра.

Нечего в остальном рассказывать. Всё равно, как Чехов говорил: «Хочу писать по-умному, а выходит просто, словно тетке в Кременчуг пишешь».